Uncategorised

Информация о материале: Опубликовано: 08 мая 2019

	«9 янв. 1942 г. Добрый день, дорогая Леля! Пользуясь тем, что пока есть немного свободного времени - опять пишу тебе. <...> Здоров. За эти дни отдохнул, выспался. Умываюсь ежедневно снегом, вот и сейчас сходил так хорошо умылся снегом. За эти дни я написал тебе уже несколько писем. Вообще, Лелюнка, всегда, когда будет время написать и возможность отослать письмо - я буду писать тебе. <...> Поверь, как мне хочется получить весточку от тебя, ведь последние письма были от ноября м-ца. <...> Так хочется повидать вас, пожить дома. Спокой-то такой, чистота, тепло, сытно... Ну, в этом году будем опять вместе жить, надеюсь, что вернусь жив и вполне здоров. А пока фашисты не согнаны с нашей земли – об этом нечего думать. Уничтожить их, проклятых, смерть им, что они делают, звери. Всего я здесь, Леля, насмотрелся. <...>»
	«2/III 1942 Дорогая Леля! <...> Пишу в том же шалашике под елкой. Ты знаешь, что фашисты [далее несколько слов заштриховано, не читается. – примечание составителей] скоро будут разбиты, и мы опять быстро двинемся вперед. Я здоров. Вчера побрился и умылся. Холодновато, особенно по ночам. Леля, неудобно просить тебя, но, если сможешь, пошли посылочку поесть (основное ‒ сухарики). Вещей никаких не нужно. Кой-кто из В. посылки получил, и дошли очень быстро.<...> Сможешь – пошли. А не сможешь – конечно, ничего. <...> Пиши, Лелюнка»
	«5/III 1942 Здравствуй, Леля! Я здоров. Нового ничего. Живем под той же елкой, но сделали землянку, так теплее. Прошлый раз я тебе писал на счет посылочки. Если сможешь, пошли немного чего-либо, например, сухарей, крупы на кашу, чесноку, какого-нибудь кофе-суррогату (о сахаре и чае не пишу), покурить. Хотя бы понемножку. А не сможешь ‒ ничего, что поделаешь. <...> Сможешь – пошли. А не сможешь – конечно, ничего. <...> Погода опять холодная, особенно по ночам. Ну, моя дорогая, будь здорова.»
	«15 марта 1942 Здравствуй, дорогая Леля! <...> Ты, Лелюнка, пишешь, что давно не получала от меня писем. Правда, в первой половине февраля мы все время были в пути и писать не было возможности, да и письма все равно не ушли бы, так как наша почта шла где-то позади. Но во второй половине февраля я тебе писал часто, в марте тоже. Почти через каждые 2–4 дня пишу. <...>Правда, чаще я писал не письмом, а открыткой, ведь много писать нечего, да и не всегда удается. Да и открытка быстрее дойдет. <...> Как дело с картофелем, свой есть еще? <...> Живем нас 5 товарищей в той же землянке. Ничего, можно жить. Главное – здесь в лесу сравнительно спокойно, так что ты за меня не беспокойся. Погода опять холодная. Всю зиму берег нос, а сейчас, стыдно сказать, в марте – поморозил самый кончик. И, оттирая нос перчаткой, с самой маковки ссадил кожу. Самому смешно. <...> Вот летит над головой немецкий "мессершмит". Их сначала было очень много, не было спокоя, но теперь наши ястребки очень крепко им всыпали. Гоняют их и бьют, так редко летают. <...> Крепко тебя целую, моя дорогая Лелюнка. Будь здорова, береги Риту.»
	«18 марта 1942 Здравствуй, Лелюнка! <...> Начиная со 2-й половины февраля я тебе пишу буквально через каждые 2‒4 дня. Куда деваются письма? Ты пишешь, что долго не получаешь от меня, ‒ просто удивляюсь. <...> Хорошо, что достала дров и картофеля. Интересно, почём картофель? А своего уже нет? Ну, когда вот вернусь, будем сами садить больше. Неужели корма для козы уже нет? Дорого обойдется кормить козу купленным кормом три месяца ‒ март, апрель и май. <...> Но всё же лишаться козы не следует. <...> Я здоров. Живем пока всё в той же землянке. Пока находимся вроде как в резерве и работы не много. Надеюсь, что скоро, после разгрома фашистов в Ст[арой] Руссе, двинемся вперед. Газеты ты читаешь, радио слушаешь и знаешь, что 16-я немецкая армия окружена. Мы центральные газеты получаем быстро, на второй день выхода. За газетами я слежу аккуратно. Но вот радио не слышал с Арх[ангель]ска. Так бы хотелось послушать хорошей музыки. Видишь, какие потребности есть? А ведь верно, так бы и послушал музыки. <...>Ты пиши, Леля, я твои письма получаю с такой радостью. Ну, моя дорогая, будь здорова. <...> Крепко тебя целую, Лелюнка. Твой Ваня.»
	«24 марта 1942 г Здравствуй, дорогая Леля! <...> Вот уже несколько дней как мы уехали из своей уютной землянки. Находимся на фронте. Работы много, опять не знаешь ни дня, ни ночи. В лесу под елками обретаемся. Хорошо, что погода наступает теплая. Но с другой стороны и плохо, так как дороги начнут портиться. Сыро, нужно одевать сапоги. А сапоги у меня тесноваты, воходят с тонким носком и одной портянкой, так что ногам будет холодно. Но все это пустяки, Леля. Главное – скорее разбить фашистов и с победой, здоровому, вернуться домой. <...> Здоровье-то, конечно, порасшатается, да это еще пустяки, лишь бы не ранило. Здесь, где мы находимся, идут очень серьезные бои. Враг, чувствуя свой близкий конец, упорно сопротивляется. 25/III. Вчера на полуслове письмо оборвалось. Что и было, Леля. Жив останусь – расскажу. Сегодня пишу на новом месте – тоже в лесу. <...> Все время в переездах, переходах. Писать возможности мало. А ты не беспокойся. Ничего, Леля. Всё пройдет. А если что здесь и случится со мной, если погибну – вы живете хорошо в свободной стране. <...> Крепко целую вас, мои дорогие. <...>»
	«12 апреля 1942 г Дорогая моя Лелюнка! Так мне неприятно, что долго не удалось написать тебе. Но ничего не сделаешь ‒ никак нельзя было. Мы были оторваны от своей роты. И больше 1/2 месяца ничего не получал. <...> Лелюнка, трудновато вам приходится. Но что поделаешь? И то хорошо, что дома живете, в спокое. Ведь в В.[Вельске] такая тишина... А здесь в лесу шуму много. «Птичек» много летает. <...> Эх, Лелюнка, дорогая моя, скорей бы разбить проклятых фрицев и опять зажить мирной, спокойной жизнью, в своей семье. Так соскучился по вас. Когда-то увидимся, Леля? Ну ничего, Лелюнка, пока проживем это тяжелое время, а потом хорошо будем жить. Скорее бы наступило это счастливое время. Все нужно пережить, все трудности, которые приходится переживать ‒ пустяки. Главное ‒ живым остаться и самому наслаждаться завоеванной нами счастливой спокойной жизнью <...>»
	14 апреля 1942 «Здравствуй, дорогая Леля! <...> Живем в лесу. Весна. Снегу уже мало, но зато кругом грязь и вода. <...> Письма получаем редко, так как находимся далеко от своей части. Но ты пиши чаще, ведь хотя и "потом", но получу. <...> Поздравляю всех с 1 Мая и желаю здоровья и всего лучшего. За меня, Леля, не беспокойся. Писать буду при первой возможности. <...> Хорошо у вас - весна наступает. Тихо, спокойно.»
	18 апр 1942 «Дорогая Леля! Сейчас получил твоё письмо от 13/III, от 25/III было получено раньше. Пиши чаще, Леля. <...>Да, Лелюнка, скорей бы прогнать фашистов, так хорошо будем жить. <...> Трудновато вам, но зато хоть там тихо и спокойно. А здесь ведь каждую минуту рискуешь. Поздравляю с 1 Мая. Живите хорошо, мои дорогие. »
	20 апреля 1942 «Дорогая моя Леля! Вчера был у вас выходной. Как бы мы теперь хорошо проводили время, если б не проклятые фашисты. Весна. В Вельске так сейчас хорошо. Я бы подготовлялся к посевной на грунтучастке и работал дома около своего огорода. С каким бы удовольствием сейчас поработал дома, Лелюнка! Ну, в эту весну не удалось, так на будущую весну в это время каждую свободную минуту буду проводить около дому - ведь работенки хватит. Эх, Леля, часто-часто вспоминаю вас и хорошую жизнь до войны. Теперь, после разгрома фашистов, еще лучше будет жизнь. Ведь будешь ценить каждую минуту свободной, спокойной жизни. Ничего, моя дорогая, еще долго мы проживем хорошей, спокойной жизнью, много впереди счастливых дней. Для этой будущей жизни нужно сейчас пережить все трудности, не терять бодрости. Главное – здоровье береги, Лелюнка. Риточку рости. <...> Обо мне не беспокойся, жив, здоров. Конечно, в любую минуту может быть всё – ведь на фронте. <...> Зря себя не расстраивай плохими мыслями. Если что и случится – товарищи сообщат, вельчаков у нас много. <...> В бане был в феврале. Вчера днем на солнышке снял и прочистил белье, умылся до пояса, так много легче. <...> В другом смысле «баня» бывает здесь часто. За последний месяц много кой-чего пережили. Да, Лелюнка, иногда мысленно прощаешься с вами. <...> В лесу живем. Болотина. Воды кругом, грязи… В общем воды кругом достаточно, а насчет чего другого – худо. Ремень подтянул. Хорошо бы посылочку от тебя получить. Сухариков, крупки, муки (болтушку сделать), соли, чесноку и прочего, покурить, спичек. Если найдешь чего послать, то посылай не за раз, а лучше две посылочки. В В. посылки принимают, говорят, по знакомству. <...> Правильно делаешь, что кой чего купила. Летом дороже будет, а до нового долго ждать. Козлят советовал бы до осени держать. Лето кой-как листом и травой покормит, зато осенью мясо будет. Хотя тебе виднее. Муську берегите – полезная животина. <...> Берегите здоровье, оно всего дороже.»
	5 мая 1942 г. «Дорогая Лелюнка! Поздравляю всех вас с первомайскими днями. <…> Большое тебе спасибо, Леля, за посылочку, она меня очень-очень крепко сейчас поддержит. И быстро дошла посылка. <…> Сухарей не прошу, у самих вас нет ведь, и разной мелочи – кофею, чесноку, соли и т.д. И не плохо, если Ив. Тит. достанет покурить чего-либо, пошли лупу (прикуривать от солнца). Еще раз большое тебе спасибо за посылку. <…> Будьте здоровы, крепко целую»
	6 мая 1942 г. «Здравствуй, дорогая моя Лелюнка! Поздравляю тебя с прошедшими первомайскими днями. В эти дни я все время думал, как бы мы хорошо проводили время дома, если б не проклятые фашисты. Вспоминал 1 мая в прошлом году дома – эх, хорошо! Сыт, чист, хорошо одет, а главное – дома, в спокое. Ну, Леля, крепко верю и надеюсь, что на будущий год этот великий праздник будем встречать дома, в мирной обстановке, в своей семье, сытые, чистые… Эх, Леля, хорошо будем жить! 1 мая устраивал «баню»: погрел воды, разделся и умылся весь прямо под сосной. Погода была днем очень теплая. Все же неплохо помылся, ведь с февраля не был в бане. Чиков несколько меньше стало. <…> Из твоей крупки с сухарями я сварил уже 4 похлебки, и еще 2 сварю, вот как крупку экономлю. Чеснок и перец очень пригодились, удалось раздобыть кусок «жиру», так варю. Кофе пью с наслаждением и курил папиросы. В общем, 4 и 5-го праздновал и еще несколько дней – растяну подольше – буду жить хорошо. <…> Куры несутся? Как с огородом? Эх, так и поработал дома, помог вам. Ну, на будущую весну поработаю».
	31 мая 1942 г. «Здравствуй, дорогая Леля! Сейчас получил твоё и Ритино письма от 17 мая, до этого последнее было от 22 апреля. Долго - долго ничего не получал. Рад, что вы живы, здоровы. Жалею, Лелюнька, что тебе так тяжело досталось во время путешествия в Шадреньгу. Жалею, что плохо у вас с питанием. Но помочь ничем не могу. Сам живу, Лелюнька, потом скажу как. Еле ноги таскаю. <…> Как то удалось посадиться вам на огороде? Жалко, если не хватит картофеля. Но хоть овощами, да засадите всю землю. Рассаду с учхоза попробуй достать через Киселеву (?). Пиши как посеетесь.»
	17 июля 1942 «Здравствуй, дорогая Лелюнка! Вчера вечером получил твое письмо от 9/7 – очень быстро дошло<...> Здоров. Правда чирьи на «мягком месте» появляются, неудобно, сижу вот плохо. Погода приличная, дожди редко, бывают и теплые деньки. Сегодня холодный ветер – зато комаров нет. <...> Приятно слышать, что на огороде всё растет хорошо. Все же подспорье будет. Ты спрашивала про минер.удобрение – я вносил калийную соль и немного суперфосфату. Что ты нашла за удобрение на чердаке – не знаю, но если желтого цвета, то лучше выбрось в помойку (чтобы коза не съела) – наверное, испортилось. Да, Лелюнка, плоховато у вас. Спасибо Суворову за ячмень – житную кашу на Муськином молоке поел бы с удовольствием. Плохо, что часто будут отрывать выходные для сплава и схработ[сельскохозяйственных работ], ведь дома много дела с огородом, да и корм нужно заготовить, дрова. Так бы и помог тебе, дорогая, да уж верно в это лето не смогу. Вот на будущее лето – отпуск тебе дам, всё сам буду делать <...>».
	23 июля 1942 «Дорогая Леля! <...>Чувствую себя хорошо. <...> Относительно восьмушки махорки, что оставила Нина С., ты лучше сама издержи, у вас там она в цене. Говорят ребята, что в В. воз дров за восьмушку дают. У нас с куревом давно уже дело обстоит хорошо, а не будет ‒ так как-нибудь проживу, тебе лучше эту восьмушку променять на что либо. Как то Риточка живет в лагере? Жалко ‒ пишет сначала плохо кормили. <...> Ну, вернусь ‒ будем хорошо жить и наша Ритуська не будет ни в чем нуждаться. Скверно, что дизентерия у вас ‒ береги Ритуську, это очень заразная болезнь. Овощи нужно обваривать кипятком, сырыми не кушать. Как то овощи растут? Уже кой что кушаете из свежего урожая? Как с грибами, ягодами? <...> Как вы собираете грибы? Хорошо бы и белых грибов посушить, и рыжиков насолить побольше. Как хороши рыжики бабушкиного засола ‒ да с картошкой! Так бы и попробовал. <...> Главное здоровье берегите. Риточку береги. Будь здорова, дорогая Лелюнка. Крепко тебя целую. Твой Ваня».
	15 августа 1942 «Здравствуй, дорогая моя Лелюнка! <...> Я здоров. С питанием уже давно дело обстоит хорошо. Жить можно. <...> Я часто писал тебе. Ведь постоянно думаешь о вас, дорогие мои, а напишешь ‒ так как то легче станет. Так ведь хочется повидать вас. Ну, поздравляю с успешной заготовкой веников для козы. Ритуська молодец, что хорошо тебе помогает. Славная девочка. Худышка, дочурка моя. <...> Скорей бы к вам, с победой, здоровому вернуться ‒ вот было бы счастье! Ну, дорогая моя Лелюнка, пиши. Не беспокойся за меня. Ходи в кино, в клуб на спектакли. Хоть немножко там забудешься, отдохнешь. Главное, здоровье береги, Риточку нашу береги. <...>»
	20 августа 1942 «Здравствуй, дорогая Леля! Дня три назад отправил тебе письмо и открытку. Пользуясь случаем пишу еще сейчас. Жив и здоров. Уже давно опять в работе. Находимся пока в сравнительно спокойном месте, так что ты за меня не беспокойся. Погода стоит теплая, сухая. Хорошо. <...> Сейчас опять побрею голову, а то жарко, потеет голова. Чист сравнительно. В общем, живу ничего. <...> Так хочется вас повидать. Постоянно думаю о вас, дорогие мои. <...> Желаю всем вам здоровья и всего лучшего. Крепко тебя целую, дорогая моя Лелюнка. Твой Ваня»
	26 августа 1942 «Здравствуй, дорогая Леля! <...> Я жив – здоров. Правда, с чего-то опять обострение бронхита (у меня ведь с детства хронический бронхит).<...> Сейчас пойду к своему фельдшеру, километра за 2. Поставлю на правый бок банки и аспиринку выпью, так пройдет всё. Ты не волнуйся, это пустяки. <...> Главное-то, целому быть, а остальное пустяки. Вчера днем хорошо так на солнце без рубашки погрелся. А потом выкупался в ручейке. Правда, на самом глубоком месте нашел воды лишь меньше чем до колена. Эх, в хорошей бы реке выкупаться! Днями жарко, но ночи холодные.туманы, сырые ходят здесь. Ведь весь этот край сильно болотистый.<...> Так бы и сходил с вами в лес за ягодами. Когда то опять будем вместе. Да, Лелюнка, война. И когда кончится? Скорей бы. <...> Крепко целую тебя, дорогая моя Лелюнка. Будь здорова. Твой Ваня.»
	26 августа 1942 года «Дорогая Леля! Только что написал и заклеил письмо тебе, как получил твоё и Ритино письма от 18 авг. Лелюнка! Вот ведь как получилось: всё время думаю о вас, а ведь забыл, что 17 августа Риточкин день рождения. Даже стыдно. С запозданием – поздравляю дорогую дочурку с одиннадцатилетием и желаю ей здоровья и всего лучшего, крепко-крепко целую ее. Пусть растет умной, здоровой, послушной девочкой. Ну, Лелюнка, будь здорова, береги Риточку. <…> Спасибо за частые письма. Жду фотографию. Крепко-крепко целую тебя, Лелюнка. Твой Ваня».

Информация о материале: Опубликовано: 02 апреля 2019

Виртуальная мини-выставка «Мода уездного города В.» знакомит с образцами городской женской и мужской одежды, обуви, украшений и головных уборов, типичными для уездных городов Русского Севера конца XIX – нач. XX в. На ней представлены предметы из фондов Вельского и Верховажского музеев, а также фотографии жителей г. Вельска.

В конце XIX – начале ХХ в. в Вологодской губернии оставался традиционным комплекс женской одежды, состоящий из рубахи, сарафана, передника, пояса и головного убора. Под влиянием городской моды в крестьянской женской одежде появился новый комплект, основа которого состояла из юбки и кофты или цельного платья.

Отдаленность Вельского уезда Вологодской губернии от Москвы, Санкт-Петербурга и губернских городов не мешала горожанам следить за модой. Множество модных элементов одежды создавалось руками горожанок по образцам из столичных журналов.

Праздничную женскую одежду в основном шили из шелковых тканей (крепдешина, шифона, тафты), а также репса и бархата. Она была украшена аппликациями, кружевами, тесьмой и блестками. Повседневную городскую одежду шили из недорогой и более плотной ткани (клетчатой пестряди, кумача и других).

В конце XIX в. – первой трети ХХ в. каждодневными женскими городскими уборами стали платок и шаль.

Женский костюм дополнялся различными мелкими предметами туалета и в обязательном порядке – украшениями. Девушки носили бусы, цепочки, серьги, браслеты, кольца, перчатки, зонтики, зеркальца и платки.

Мужская одежда была более однотипной по всей территории России и не отличалась такой красочностью, как женская. До конца XIX в. в состав традиционного мужского костюма повсеместно входили рубаха, штаны, пояс и головной убор. С конца XIX в. под влиянием городской моды у жителей провинциальных городов появились рубашка со стоячим воротничком и туго накрахмаленными манжетами. Одежда шилась из доступных фабричных тканей.
Широкое распространение получил сюртучный костюм-тройка: сюртук, жилет и брюки. Чаще всего его шили из темных тканей – черной, серой, синей, реже – коричневой.

Мужчины включали в свой костюм шейные платки, цепочки, часы, привязывавшиеся к поясу гребешки, кисеты. Часы носили либо на короткой цепочке с брелоками, висящими из жилетного кармана, либо на длинной цепочке, которую надевали через голову.

	Фотография «Шайтановова Серафима Александровна». Г. Вельск. Начало ХХ в. Из фондов Вельского музея.
	Фотография «Ижболдина Мария Дмитриевна, начальница гимназии в г. Вельск». Г. Вельск. 1911 г. Из фондов Вельского музея.
	Сарафан. Вельский уезд. Начало ХХ в. Пестрядь, ситец; шитье на машинке и руках. Из фондов Вельского музея. Кофта женская. Вельский уезд. 1920-е гг. Сатин; х/б ткань; шитье на машинке и руках. Принадлежала Зубовой Миронии Федоровне (д. Ивановская Вельского уезда), 1906 г.р. Из фондов Вельского музея. Фатка. Вельский уезд. 1920-е гг. Шелк; фабричное производство. Принадлежала Лукинской Павле, уроженке д. Дворище Вельского уезда. Из фондов Вельского музея.
	Костюм женский свадебный («парочка»). Г. Вельск. Начало ХХ в. Тонкая шерстяная ткань, х/б ткань, шелковая тесьма, металл, сутаж, тюль, китовый ус; шитье машинное, шитье на руках, аппликации, фабричное производство. Принадлежал Сухаревой Ларисе Степановне, 1988 г. р. Реставратор – М.А. Григорьева, Архангельский филиал ВХНРЦ им. академика И.Э. Грабаря (2016г.). Из фондов Вельского музея.
	Костюм женский. Г. Вельск. Начало ХХ в. Ткань, х/б ткань, кружево; машинное и ручное шитье. Поступил от Мартыновой Варвары Петровны (Вельск), принадлежал ее матери. Из фондов Вельского музея. Платок женский. Начало XX в. Шелк, фабричное производство. Из фондов Верховажского музея.
	Костюм женский. Г. Вельск. Начало ХХ в. Шелковая ткань, репс, х/б ткань; машинное и ручное шитье. Из фондов Вельского музея.
	Кофта женская. Батист; шитье на машинке и руках. Из фондов Вельского музея.
	Кофта женская. Вельский уезд. Начало ХХ в. Атлас; шитье на машинке. Из фондов Вельского музея.
	Кофта женская. Кашемир, атлас, ткань х/б, нити х/б; шитьё на машинке и руках. Г. Вельск. Начало ХХ века. Из фондов Вельского музея.
	Перчатки женские. Кожа, металл; фабричное производство. Г. Вельск. Начало ХХ в. Принадлежали Сухаревой Ларисе Степановне, 1888 г.р. Из фондов Вельского музея.
	Веер. Иностранное производство. Конец XIX – начало ХХ в. Атлас, кость; фабричное производство. Из фондов Вельского музея.
	Сеточка для волос. Россия. Начало XX в. Бумага, нитки. Из фондов Верховажского музея.
	Веер. Россия. Начало ХХ в. Дерево, краски; фабричное производство, роспись. Из фондов Вельского музея.
	Фотография «Врач Кириков Павел Иванович с женой». Г. Вельск. 1912 г. Копия. Из фондов Вельского музея
	Рубаха мужская. Вельский уезд. Начало ХХ в. Ткань х/б, нить х/б; ткачество ручное, вязание крючком, шитье на руках. Из фондов Вельского музея. Жилет. Россия. 1930-е гг. Ткань; фабричное производство. Из фондов Вельского музея.
	Очки. Россия. Начало ХХ в. Стекло, металл; промышленное производство. Из фондов Вельского музея.
	Часы карманные. Иностранное производство. Кон. XIX – начало XX в. Серебро; промышленное производство. Из фондов Вельского музея.